Шедевры литературного творчества - страница 4

"Мы" - понятие растяжимое. Жена считала кошку Маню полноправным членом семьи, та тоже считала себя членом стаи. Не ластилась, в глаза не заглядывала, характер был тяжелый. Но при любых неприятностях приходила за помощью, сторожила дом, настойчиво звала, если появлялись чужие. Терпела лечение, уколы, не кусалась и не царапалась, только плакала тихонечко. Если собирались люди выпить, поговорить, тихонько садилась в сторонке и слушала, никогда не вмешиваясь. Когда жена попала в больницу, Маня перестала есть, одичала, полезла шерсть, восстановилась только после возвращения хозяйки.

Соответственно и с ней обращались по человечески, не сгоняли с любимых мест, играли, вкусно кормили, прощали хулиганство, разговаривали, а с возрастом сделали теплое гнездышко, где она грела свои старые кости.

Теперь не хотим заводить больше никого, просто невозможно.

Не хотите или не можете переступить ?

Витя возможно твоей семье нужна кошка 

Первая собака у меня прожила 18 лет, её братья и сестры уходили в обычные сроки, до 10 лет

То что заводить другого можно, понимаешь только если заведешь

Представь, что гдето скоро родится котенок  предназначенный свыше для Вашей семьи  

Хотя конечно чужие советы в этом деле мало чего стоят 

Кошек мы сами никогда не заводили. Были две черных Мани, обе с тяжелой судьбой. Первая досталась в наследство от погибшей хозяйки, вторую принесла дочь с помойки, не хватило духу вернуть этот тощий комочек назад на улицу.

Слишком мало они живут, а в жизни и так потерь достаточно.

Не так уж и мало. У нас кот 4,5 кг уже с 1994 года. В отличной форме.

Кормить надо правильно. Будут долго жить.

У моей соседки кот 22 года прожил. Он так и не умер сам. Его соседка усыпила. Надоел так... 

 

Люди тоже живут по разному. Четырнадцать с половиной лет для кошки преклонный возраст с соответствующими болячками, диабет, почечная недостаточность и прочие, ставшие в какой-то момент несовместимыми с жизнью.

Разрежь мне под лопаткою кожу
Там притоились два моих крыла
Ведь воздух бал когда - то мне дороже
Чем под ногами твердая земля

Открой глаза и я ворвусь в них словно в небо
И соберу слизинки в брилиант
И каждый миг когда с тобой я не был
Себе верну столитию назад

Не бойся быть одной я за твоей спиною
Я тихо времени считаю век
И белым снегом, как крылом тебя укрою
От пятого апреля, от талых бед

Не прячь свою печаль пускай она прольется
Пурпурной каплей на кусочки льда
Пускай она идет ведь все равно вернется
Ей крылья не нужны она и так легка

Ты режешь под лопаткою кожу
Там вместо крыльев два уродливых крючка
Теперь я не могу летать но все же
Когда - то мог и это все, пока!

Ночь, улица, фонарь, аптека,
И пьяный голос в тишине,
То наркоман, слегка поддатый
буровит лежа на земле.

Лежит бедняга полутрезвый,
Трясет, от холода продрог,
А кончится все очень просто
Больница, пневмония, морг!!!

Одинокая девушка смирно стоит
Слеза жалости всех прошибает
- Ну скажите вы люди, кто здесь стоит,
Есть средь вас ненаглядный Виталик?

Мы потупили взор, кто ж признается ей?
У нее же огромное пузо
Она молча утерла слезу у дверей
И залезла в стоящий Ленд Крузер.

Все опомнились вдруг, закричали ей вслед
- Я Виталик! Бегом через арку…
Только листьями ветер шуршал нам в ответ,
Так уехала дочь олигарха.

КОМПРОМИССНЫЙ ВАРИАНТ

(попытка фельетона)

Редактор толстого престижного журнала
таланту юному отечески внушал:
- Что ж, от завязки и до самого финала
я Вашу повесть, друг мой, прочитал...
Весьма прямолинейна и груба
манера Ваша... Надо б подработать.
У повести сложилась бы судьба,
когда бы Вы смягчили обороты.
Плюс - натуральность эротичных сцен
лишает прочитавших грезы сладкой...
Закон гласит: "Будь ясен не совсем!
Оставь читателю какую-то загадку!"
Ну, и развязки я не стал бы доводить
до расчлененки или погребенья...
Таких, поверьте, трудно воскресить,
когда читатели попросят продолженья.
Так, - подработайте! Нам будут очень кстати
и имя свежее и молодой талант!...

...Через неделю начинающий писатель
представил компромиссный вариант.

Редактор в тот же вечер сел
взглянуть, что изменил пострел...

Вот это финт! Вот это трюк!
Он в жизни не читал такого!
Перестарался юный друг:
"...ГЕРОЙ БЫЛ РЕДКОСТНЫЙ ГОВНЮК,
НО - В САМОМ ЛУЧШЕМ СМЫСЛЕ СЛОВА!"

А дальше - будто бы напасть
маразм крепчал... С лихим размахом
уже эротика неслась:
"...ОНА НЕМНОЖКО ОТДАЛАСЬ,
И ОН Ее ЧУТЬ-ЧУТЬ ОТТРАХАЛ..."

Добил редактора финал.
Он крепко сдвинулся умишком,
когда такое прочитал:
"ОН ВСЕХ СЛЕГКА ПОУБИВАЛ.
ДОВОЛЬНО НАСМЕРТЬ, НО - НЕ СЛИШКОМ..."

Николай Хлебников
С конкурса "Правдивого и веселого рассказа"

В сырой тюрьме, на западе Парижа,
Еще опасен, но разоружен,
Сидит один московский хакер Миша,
За то, что крупный банк ограбил он.

Насильно стрижен, в полосатой робе,
С мишенью круглой сзади на спине,
Клопов считает в каменной утробе,
Программы пишет мелом на стене.

То вдруг погладит грязный коврик с пола,
То тихо плачет, если видит мышь,
Грозит убить козлов из Интерпола,
Лет через двадцать где-то, правда, Миш?

Пробрался в банк со спутника в Анголе,
Ушел сетями африканских стран,
Сжег все дискеты, где держал пароли
И нагло сбросил спутник в океан,

Уже на дно залег, а не на нары,
Уже почти в тайге укрылся, но...
Они его поймали на Канарах,
Когда сорил деньгами в казино.

Его пытали зверски, как в гестапо,
И на глазах разбили Celeron,
А он все вынес, съел четыре кляпа,
И предлагал буржуям миллион,

Его по морде били, как скотину,
А он, святой, возьми им да скажи:
"Но пасаран! Несите гильотину!"
Но принесли ему детектор лжи,

И лишь тогда поверили шпионы,
Промыв его бесценные мозги,
Что он украл семнадцать миллионов,
Чтоб заплатить провайдеру долги.

И вот он, бит, с распухшей головою,
Лежит в углу, свернувшись калачом,
Когда придут охранники с едою,
Ни ест, ни пьет, ни просит ни о чем.

Молчит на все тюремные запросы,
Совсем завис - ни мертвый, ни живой,
Но поднесут к нему дискету с DOSґом,
И он на запах дернет головой,

Застонет: "Пива, пива дайте, гады!"
И поползет к открывшейся двери,
За что жандармы бьют его прикладом:
"Мишель-то наш живой еще, смотри!"

Уйдут они, бездумно повторяя
Наш русский мат, что слышится в тиши,
На всю тюрьму пространно рассуждая
О красоте загадочной души...

Но лишь шаги их стихнут в коридоре,
Он вдруг с земли подскочит, жив-здоров,
Бежит к двери, забыв про боль и хвори,
Забыв про все советы докторов,

Чуть подождав, покуда злость остынет,
К двери холодной ухом припадет,
Тяжелый камень в стенке отодвинет:
За ним давно прокопан тайный ход!

Откуда знать в Париже Интерполу,
Что без e-mailґа Мишке не впервой -
Еще весной донес почтовый голубь
В двоичном коде весточку домой,

Уже отвертку сделал он из вилки,
Уже ломает друг тюремный сайт,
Уже нашел он в маминой посылке
Буханку с Intel Pentium Inside.

И заключенных больше не тревожит
Глубокой ночью странный ровный стук:
Пускай не спал три месяца, но все же
Собрал в неволе новый ноутбук.

И с замираньем сердца снова вышел
В такой родной до боли Интернет,
Где через час, обычным кликом мыши
Сумел скосить свой срок на десять лет,

Прислал письмо: "Встречайте, мама. Еду",
Дал выходной охране до зимы,
Пустил метро до камеры соседа
И продал дом начальника тюрьмы,

Сумел создать подпольную ячейку,
Послал сто грамм друзьям на Колыме,
Стал чемпионом Франции по Quakeґу -
Забылся зэк, что он сидит в тюрьме,

Летает он, как свежий вольный ветер -
Доступно все, о чем не мог мечтать,
Он побывал повсюду на планете,
И никуда не хочет убегать,

Уж не грустит по Родине, по маме.
Вот только что-то изменилось в нем:
Он слишком странно смотрит вечерами
В экран с цветным решетчатым окном...

 

Леонид Коновалов